Мы бежали вверх, пока небо не закончилось.
Сказочник врал. Врал бескорыстно, глупо и не переставая. Сквозь дыры в его историях виднелся скелет, а то и целая сотня. Если он говорил о любви, то промолчал про сердце, разбитое о камни. Если он говорил о вере, то никогда не упоминал, что случилось на самом деле. Если он заводил разговор о надежде, то крыса понимала, что все обречены.
Ни разу он не остановился в сомнениях, когда люди шли за ним сквозь мрак реальности. Они, казалось, смотрели его глазами, а глаза его, казалось, видели грядущий рассвет.
Ни разу сказочник не сказал о чём думает он сам. Ни разу не ответил прямо ни на один вопрос. И чем темнее и безысходней становился мир, тем уверенней он ступал, и тем громче звучали его слова.
Чего крыса, действительно, не могла понять, так это того, откуда у него берутся силы говорить о грядущих чудесах, когда сам он видел только сгущающуюся тьму. Крыса следила за ним днём и ночью, она видела его сны, полные печалей об ушедшем и грядущих страхов, она следила за тем, как день за днём сбываются мрачные пророчества этих снов.
Сказочник врал. Врал так хорошо, как невозможно врать, веря в собственные слова. И, умей крыса врать так же, она бы сказала, что слова его становились правдой. Но цепочка следов с каждым днём делалась всё уже, ночи длиннее, а сны отчётливей.